ВИВИСЕКЦИЯ: значение слова

или живосечение ≈ есть оперативный прием, применяемый на живых животных с целью выяснения отправлений тех или других органов нашего тела и в особенности внутренних, мало или вовсе недоступных непосредственному наблюдению. Путем вивисекций, конечно, различных в разнообразных случаях, исследователь проникает в разнообразные полости ≈ в черепную, грудную, брюшную и т. д., доходит до интересующего органа, будет ли то сердце, печень, мозг, нерв и т. д., исследует их на месте путем физико - химических способов, узнает эффекты или продукты их деятельности механического, химического или нервного характера или же удаляет органы из тела, чтобы последующим наблюдением выпадающих из жизненного оборота явлений составить себе представление о роли, которую играл удаленный орган в теле. Наконец, вивисекция предпринимается иногда с целью только удаления из тела того или другого органа ≈ сердца, печени, мышцы и т. д., функция которых уже исследуется вне тела при определенных физико-химических условиях, изменяемых по произволу исследователем. Таким путем и добыт почти весь ценный фактический материал, относящийся к области явлений кровообращения, дыхания, пищеварения, выделения, к иннервации различных органов, к общей нервной и мышечной физиологии и к специальной физиологии спинного и головного мозга и нервов. Вивисекция является, таким образом, главным орудием физиологического экспериментального исследования, с которым неразрывно связан поступательный ход биологических и медицинских наук. Не будь вивисекций на животных, мы бы не имели никакого представления о животном электричестве, т. е. электрических токах мышц, нервов и мозга, о функциях чувствующих и двигательных нервов, психомоторных и сенсорных функциях головного мозга и вообще о механизме нервных актов, и так во всем, что касается жизни нашего тела. Если бы что-либо могло не дать развиться вивисекциям со времен Гиппократа и по наши дни, то наука о жизни вся бы покоилась на одних условных фантастических гипотезах и умозрениях. В. представляют необходимейшее орудие исследования как для патолога, применяющего их с целью выяснения причин патологических уклонений функций или отдельных органов, или целого тела в совокупности, так и для фармаколога, ставящего себе задачей определить механизм действия тех или других лекарственных веществ и ядов на различные органы тела. Герофил и Эразистрат, вожди александрийской школы, первые произвели рассечения на живых животных ≈ козах и даже на преступниках, приговоренных к смерти, а знаменитый Гален (между 131 и 200 годом) развил и укрепил вивисекционный метод и добыл значительное количество ценных физиологических фактов. Это вивисекционное направление в физиологии в последующие за Галеном столетия периодически то затихало на долгое время, то вновь выражалось в лице лучших представителей биологических и медицинских наук ≈ Гарвея, Граафа, Мальпигия, Левенгука, Галлера, Спалланцани, Фонтана, Чарльза Белля, Легаллуа, Гальвани, Александра Гумбольдта и Маттеучи. Но как метод исследования была окончательно введена и установлена в области биологических и медицинских наук лишь с начала этого столетия, благодаря Мажанди (1783≈1855) и Иоганну Мюллеру (1801≈1858). От них берет начало плеяда ученых, достигших огромной известности в области биологических наук, каковы, напр., Клод-Бернар, Пфлюгер, Дюбуа-Раймон, Гельмгольц, Людвиг, Гейденгайн, Германн, Сеченов, Мечников и т. д., доказавших, что поступательное движение биологии и медицины не мыслимо без широкого разумного применения вивисекционного метода, открывающего нам при содействии ныне очень развившихся приемов физики, химии и микроскопии не только механизм нормальных функций органов тела, но и причины уклонения этих функций от нормы при разнообразных физиологических и патологических условиях жизни живых организмов. Описательная анатомия, изучаемая на трупах , не в состоянии открыть нам того, что делается в частях организма во время жизни, т. е. историю протекающих в них событий. На трупе, наприм., артерии почти всегда бывают пусты или только наполнены газом, и всякий, кто, подобно Эразистрату, наблюдал бы артерии только на трупах, не был бы в состоянии оценить роль артерий в кровообращении; и в самом деле, этот выдающийся исследователь смотрел на артерии как на воздухоносные трубки, находящиеся в сообщении с воздухоносными трубками легкого. Между тем Галену стоило только обнажить артерии на живых животных, чтобы сразу видеть эти трубки наполненными пробегающей в них кровью и отчетливо определить их назначение в теле, и так во всем, что касается функций различных органов животного организма. Первым приобретением В. метода была точная локализация жизненных функций по различным анатомическим аппаратам животного тела. Первые вивисекторы полагали, что этим исчерпываются назначение В., и такое направление последних изменилось лишь с той минуты, когда биологами и физиологами был установлен вопрос о механизме функций и наука о жизни приняла механическое направление, в течение настоящего столетия принесшее такие плоды, о которых никогда и не мечтали исследователи прежних виталистических и анимистических школ. Применение физико-химических и механических знаний к исследованию явлений жизни возвысило значение В. как в биологии, так и в медицине до такой степени, что лаборатории, снабженные всем, что необходимо для В., являются неизбежным атрибутом даже всех почти без исключения клиник. Вопросы, возникающие из наблюдения над течением болезней у больных людей, а равным образом и над лечением последних теми или другими средствами, изучаются и детально анализируются путем целесообразных опытов на животных, на которых выясняется механизм нарушения функций, соответствующий данной форме заболевания, и действие при этом на организм тех или других физических условий и лекарственных веществ. Клиника ставит вопросы экспериментальной лаборатории, а последняя, опираясь на вивисекц. метод исследования животных, ближайших к человеку, силится открыть механизм заболевания и агенты, могущие восстановить нормальные функции в заболевшем организме. Утилитарное значение В. сказывается особенно резко в области практической медицины, так как открытие источников заболевания, механизма расстройства функций и механизма действия лекарственных веществ немыслимо без опытов на животных. Только убедившись в безвредности вещества или тех или других физических условий животных организмов или даже в благоприятном действии изучаемых агентов на деятельность различных органов тела, позволительно приступать к применению этих средств или физических агентов на больной организм человека: такова основная мораль современной медицины. Для последней объектом экспериментального исследования может служить только животный организм, доступный анализу только путем В.; обязанности же медицины перед больным человечеством сводятся лишь к облегчению его страданий и восстановлению его здоровья по известным уже строго определенным способам. Из сказанного очевидно то огромное значение, которое должен иметь В. экспериментальный метод в области не только биологии, но и медицины. Исключение из науки вивисекции, как непозволительного метода исследования, свелось бы к одному из двух: или к полному застою наших медицинских знаний, к обречению ее на неподвижность, или, что скорее, к усилению человеческих страданий и к повышению смертности, так как при этом объектами исследования, за неимением других, стали бы сами люди и они бы поневоле испытывали на себе невыгодные последствия всевозможных проб и манипуляций, не прошедших через контрольный ряд опытов на животных. Представителями антививисекционного взгляда являются общества покровительства животных. Сперва во Флоренции, в которой действовал знаменитый вивисектор Шифф, а затем и в Англии с 1870 г. поднялась сильная агитация со стороны общества покровительства животных против производства каких бы то ни было опытов на животных, сопряженных с пролитием их крови. Результатом этого движения, прошедшего через ряд горячих прений в стенах английского парламента (1876 г. 11 августа), явился билль (Cruelty to animals act), по которому право производства опытов на животных с физиологической целью ограничивалось определенными государственным секретарем лицами и учреждениями, причем лошади, ослы, собаки, кошки должны были быть совершенно исключены из числа объектов для В. опытов; кроме того, все остальные, допускавшиеся до опытов животные должны быть наркотизованы до бесчувственности и тотчас после опыта должны быть убиваемы. Не удовлетворившись подобного рода ограничениями В., главное агитировавшее против них общество ≈ Society for the prevention of cruelty to animal и другие общества защиты животных, распространением сенсационных брошюр о бесполезных истязаниях, которым подвергают ученые различных животных в своих лабораториях, стремились восстановить общественное мнение настолько, чтобы В. были окончательно воспрещены законом, чего, однако, не удалось достигнуть ввиду резкого протеста ученых сил страны. Аналогичное движение, хотя и в более слабой степени, разыгралось почти в то же время и в Германии, и во главе его Эрнст Вебер в сочинении своем "Die Folterkammern der Wissenschaft. Eine Sammlung von Thatsachen für das Laienpublikum" (Лейпциг, 1879) нападал на злоупотребления В., называя знаменитейших физиологов нашего времени бессовестными преступниками и палачами, и доказывал, не понимая дела, всю иллюзорность пользы В. в научном отношении и т. д.; он требовал, чтобы все общества покровительства животных соединились для общего протеста против В. направления физиологии и для внесения в рейхстаг петиции monstre о полном запрещении В. на животных. Но здравый смысл нации и интеллигентного общества, подкрепляемый и просвещаемый такими прекрасными брошюрами, как: L. Hermann, "Die Vivisectionsfrage" (Лейпциг, 1877); Ludwig, "Die Wissenschaftliche Thätigkeit in den physiologischen Instituten" (Лейпциг, 1879); Heidenhain, "Die Vivisection im Dienste der Heilkunde" (Лейпциг, 1879) и Holz, "Wider die Humanaster. Rechtfertigung eines Vivisektors" (Страсбург, 1883) ≈ устранил всякие серьёзные последствия раздувавшегося Эрнстом Вебером антививисекционного движения, и право В. без всяких ограничений осталось, как и прежде, достоянием всех экспериментальных лабораторий и клиник. У нас в России Курляндское общество покровительства животных 4 августа 1880 года подало петицию министру юстиции, касающуюся ограничения злоупотребления В. в различных факультетах и академиях империи. Опираясь на то положение, что закон преследует вообще всякое терзание и истязание животных в обыкновенном смысле слова и что творится при вивисекции в лабораториях, по мнению курляндского общества, возбуждает лишь один ужас и негодование с точки зрения гуманитарной цивилизации и морали, общество это требовало вмешательства закона, который бы допускал В. только в крайне необходимых случаях и устранял возможность злоупотребления ими. Там, где В. сопровождались мучениями животных, превосходящими пределы того, что требовалось научной постановкой опыта, или там, где В. производится без достаточной научной необходимости, там виновники должны быть строго наказаны законом. Не вступая в подробности требований этого общества, указывавшего в частности еще и на то, что учащиеся не вправе делать В. без специального руководства профессора и его ассистентов, что В. не должны быть практикуемы для демонстрации (на лекциях) установленных уже в науке положений, что к ним не следует прибегать там, где цель достигается путем мертвого материала, что экспериментируемые животные должны быть непременно наркотизированы до бесчувственности, если только условия опыта допускают это, и что животные после тяжелых операций должны быть по достижении цели эксперимента тотчас же убиваемы, если не требуется над ними дальнейших наблюдений, ≈ так, не вникая во все эти отдельные пункты требований общества, отступление от которых должно было быть наказуемо законом, мы видим, что общество курляндское хлопотало не о воспрещении В., а об ограничении злоупотребления ими как в количественном, так и в качественном отношении. Профессора экспериментальных наук: физиологии, экспериментальной патологии и фармакологии, часто, по мнению общества, производят В. там, где они вовсе не необходимы для развития научных знаний, и притом подвергают животных б о льшим мучениям, чем это требуется условиями самого опыта. Петиция эта, насколько нам известно, была представлена в факультеты различных университетов, а также и в медицинскую академию, но была окончательно отклонена. И в самом деле, каким образом власть или закон могут вмешиваться в вопрос о том, следовало ли или не следовало профессору или его ассистентам и работающим под его руководством сделать данную В. для решения того или другого специального научного вопроса? Профессора той же специальности, т. е. товарищи по ремеслу, никогда бы не взялись за роль судей-контролеров в таких сложных и запутанных научных вопросах, так как им самим из личного опыта известно, что вопрос о том, следует ли решить тот или другой вопрос В. и какой именно, зависит много от индивидуальности и личных взглядов экспериментатора на свой предмет и нередко мало обещающие В. давали прекрасные неожиданные результаты, и наоборот. Ошибки в этом отношении возможны огромные. Таким образом, государство или закон лишены возможности контролировать деятельность профессоров и их учеников в той части ее, которая относится к позволительности или непозволительности вивисекций при разработке тех или других научных вопросов, и это по отсутствию компетентных в этом отношении судей. Таким образом, только профессора-специалисты могут являться судьями того, злоупотребляют ли они вивисекциями или нет. Мыслимо, конечно, что в отдельных редких случаях экспериментатор, недостаточно вникнув в сущность разбираемого вопроса, прибегает к нецелесообразным формам вивисекций, сопряженных притом с чрезмерными мучениями животного, и все это, быть может, напрасно благодаря дурной постановке опыта по недостаточно обдуманному плану. Но эти примеры, по нашему глубокому убеждению, не могут служить основанием для преследования В. как научного метода исследования или их запрещения, а могут быть лишь мишенью для печатной критики, карающей необдуманность и жестокость тех или других актов любого общественного деятеля. Не подлежит также сомнению, что экспериментаторы не лишены чувства сострадания к животным и везде, где только можно, наркотизируют испытуемых животных во избежание излишних мучений и по окончании опыта тотчас уничтожают их, если они уже не оказываются нужными. К сожалению, исследование функций многих органов, напр. мозга, сердца, сосудистой системы и т. д., невозможно при полном наркозе животных вследствие изменения нормальной реакции этих органов на различные внешние раздражения, а потому приходится нередко для изучения нормальной функции органов экспериментировать на ненаркотизированных животных; так же точно значение поставленного опыта не ограничивается иногда продолжительностью вивисекции, а приходится нередко наблюдать животное после операции в течение целых дней и недель. В таком случае животные попадают в положение хирургических больных, излечимых или неизлечимых и за которыми устанавливается бдительный уход. Судя по тому, что делается в лучших иностранных и русских лабораториях, общество должно знать, что во главе этих лабораторий стоят люди не кровожадные, не отличающиеся профессиональной жестокостью, а только мирные труженики науки, имеющие одну лишь цель ≈ это расследование жизненных функций, неминуемо связанное с вивисекциями на животных. Если исследователь при поисках за истиной, скрепя сердце, и приступает к кровопролитной и болезненной вивисекции, то утешением ему служит лишь то, что она послужит в будущем на расширение наших познаний о явлениях жизни и тем самым не останется без последствий и для страждущего человечества. Мы в начале уже показали то огромное значение, которое имеют вивисекции для развития наших биологических и медицинских знаний, следовательно ≈ какую огромную полезность представляют вивисекции в качестве орудия исследования. Противники вивисекций, очевидно, игнорируют все это. В заключение укажем здесь еще на брошюру известного дерптского физиолога Александра Шмидта, написанную в ответ на притязания Курляндского общества покровительства животным: "Zur Vivisectionsfrage" (1881, Dorpat u. Fellin). И. Тарханов.